Локхарт прошел за ней по коридору на кухню, заполненную запахом домашней ветчины. Мисс Дейнтри отрезала от окорока несколько толстых ломтей и положила их на сковородку.
— Спал на улице, как я погляжу, — сказала она. — Слышала о твоем существовании, да и о женитьбе тоже. Сегодня, небось, с какой-нибудь девкой ночь провел, да?
— Ничего подобного, — ответил Локхарт. — Просто захотелось поспать на сеновале. Я пришел кое о чем спросить вас.
— Спросить? О чем спросить? Не люблю я всякие расспросы. Не знаю, смогу ли ответить тебе, — голос мисс Дейнтри звучал резко, обрывисто, четко выделяя каждую фразу.
— Кто мой отец? — спросил Локхарт, научившийся от Додда не тратить времени на вступления. Даже мисс Дейнтри оказалась захвачена этим врасплох.
— Твой отец? Ты меня спрашиваешь, кто твой отец?
— Да, — подтвердил Локхарт.
Мисс Дейнтри потыкала ножом кусочки ветчины на сковородке.
— А сам ты не знаешь? — спросила она после небольшой паузы.
— Знал бы, не спрашивал.
— Это и дураку понятно, — ответила она, снова с ноткой одобрения в голосе. — А с чего ты взял, что я знаю, кто твой отец?
— Мистер Додд так сказал.
Мисс Дейнтри оторвала взгляд от сковородки и посмотрела на Локхарта:
— Вот как, Додд сказал?
— Да. Он сказал, что вы были подругой моей матери. И что, возможно, она могла вам об этом сказать.
Но мисс Дейнтри отрицательно покачала головой.
— Скорей уж она призналась бы попу из Чипхант-Кастл. Тому, который папист и шотландский горец до мозга костей. А твоя мать и дед всегда были безбожниками-унитарианцами. Скорее собака начнет нести яйца, чем она призналась бы мне в чем-то подобном, — сказала мисс Дейнтри, разбивая о край сковородки яйца и выливая их на ветчину.
— Унитарианцами? — переспросил Локхарт. — Не знал, что дед унитарианец.
— Думаю, он и сам этого не знает, — ответила мисс Дейнтри, — но он вечно читает Эмерсона и Дарвина и всяких пустомель из Челси. А там все те идеи, из которых состоит унитарианство, — только перемешать их вместе.
— Так вы не знаете, кто мой отец? — снова спросил Локхарт, не испытывавший желания втягиваться перед завтраком в теологические споры. Мисс Дейнтри добавила на сковородку грибов.
— Я этого не говорила, — ответила она. — Я сказала, что твоя мать мне в этом не признавалась. Но у меня есть свои мысли на этот счет.
— Так кто же он? — спросил Локхарт.
— Я сказала, что у меня есть свои мысли об этом. Я не говорила, что расскажу о них. В таком деле немудрено ошибиться, а я не хочу наговорить на кого-нибудь попусту.
Она поставила на стол две тарелки и черпаком разложила по ним яичницу с ветчиной и грибами.
— Ешь и дай мне подумать, — сказала она, берясь за вилку и нож. Они молча ели, шумно прихлебывая из больших кружек горячий чай. Мисс Дейнтри налила свой чай в блюдце и отпивала из него маленькими глотками. Когда они кончили завтракать и вытерли рты, мисс Дейнтри поднялась и вышла из кухни, возвратившись через несколько минут с деревянной шкатулкой, инкрустированной перламутром.
— Ты, конечно, не слышал о мисс Джонсон, — сказала она, ставя шкатулку на стол. Локхарт покачал головой. — Она была почтальоншей в округе Райал-Бэнк. Настоящей почтальоншей: она сама развозила почту на старом велосипеде. А не сидела в лавке, собирая письма от тех, кто их отправляет. Она жила в коттедже, что стоит перед въездом в деревню. Вот это она отдала мне перед смертью.
Локхарт с любопытством посмотрел на шкатулку.
— Шкатулка — это чепуха, — сказала мисс Дейнтри. — Важно, что внутри. Старуха была очень сентиментальна, хотя послушать ее — такого не скажешь. Она держала кошек. И обычно летом, развезя почту, садилась у дверей дома, на солнце, а вокруг нее сидели кошки и котята. Как-то к ней зашел пастух, с ним была собака. И вот эта собака вдруг загрызла одного из котят. Мисс Джонсон и глазом не повела. Только посмотрела на пастуха и сказала: «Кормить надо свою собаку». Вот такова была мисс Джонсон. Счесть ее сентиментальной было трудно.
Локхарт рассмеялся, мисс Дейнтри изучающе разглядывала его.
— Ты страшно похож на свою мать. Она тоже так громко говорила и смеялась. Совсем по-ослиному. Но есть и еще что-то общее. — Она подтолкнула к нему шкатулку и открыла крышку. Внутри, аккуратно завернутая в полиэтиленовую пленку, лежала пачка конвертов.
— Возьми, — сказала она, продолжая при этом придерживать шкатулку. — Старуха взяла с меня слово, что эта шкатулка никогда не попадет в чужие руки. Но насчет содержимого я ей ничего не обещала.
Локхарт достал связку писем и посмотрел на конверты. Все они были адресованы в Нортумберленд почтальонше Райал-Бэнк для мисс К. Р. Флоуз. Все конверты были нераспечатаны.
— Она их не открывала, — пояснила мисс Дейнтри. — Мисс Джонсон была человеком твердых убеждений, и ее вера не позволяла ей нарушать правила Королевской почты.
— Но почему они не адресованы прямо в Блэк-Покрингтон и Флоуз-Холл? — спросил Локхарт. — Почему мать предпочитала почтальоншу из Райал-Бэнка?
— Ты что, дурак? Там бы твой дед наложил на них лапу и все бы узнал. Старый черт так ревновал ее, что обязательно прочел бы эти письма. Твоя мать отлично это понимала, она была хитрюга.
Локхарт посмотрел на штемпель одного из писем и увидел, что оно пришло из Америки и было датировано 1961 годом.
— Это письмо пришло через пять лет после ее смерти. Почему мисс Джонсон не отправила его назад?
— Пришлось бы распечатать его, чтобы выяснить обратный адрес. Она бы никогда так не поступила, — ответила мисс Дейнтри. — Я же сказала, для нее Королевская почта была такой же священной, как сама вера. А кроме того, она не хотела, чтобы единственный друг твоей матери узнал, что та умерла. Как она говорила, «лучше жить надеждой, чем горем». А она знала это по собственному опыту. Человек, с которым она была обручена, пропал без вести на Ипре, но она так никогда и не согласилась считать его погибшим. Она верила в вечную жизнь и вечную любовь, это придавало старухе силы. Хотела бы я верить хоть во что-то одно, но нет, не верю.