Флоузы - Страница 17

— Там озеро, — сказал Флоуз, — а чуть пониже плотина. Миссис Флоуз разглядела плотину. Она была построена из больших глыб гранита, перегородивших русло речки. Из-под нижней ее части вытекал поток, который шел между выложенными камнем берегами, протекал под мостом, при въезде на который стояли ворота, был виден дальше еще на протяжении примерно четверти мили, а затем исчезал в темном отверстии в склоне холма. В целом открывшийся ей вид был столь же унылым, как и окружающая природа, и ирригационные сооружения XIX века только усиливали это впечатление. Даже железные ворота у въезда на небольшой мост были оснащены сверху острыми шипами и тоже заперты. Додду снова пришлось слезать и открывать их, чтобы экипаж мог проехать. Старый Флоуз с гордостью смотрел вперед и удовлетворенно потирал руки.

— Хорошо снова очутиться дома, — сказал он, когда лошади въехали на небольшой уклон, ведший прямо к зданию.

Миссис Флоуз не видела вокруг себя ничего хорошего.

— А что это там за башня? — спросила она.

— Это старинная башня-убежище. Мой дед ее сильно перестроил, но дом остался почти таким же, каким был в XVI веке.

В последнем миссис Флоуз не сомневалась. Но башня вызвала у нее недоумение и безотчетные опасения.

— В ней спасались и люди, и скотина от набегов шотландцев. Стены у нее десять футов толщиной, и шайке мародеров или болотных разбойников было не под силу вломиться в нее.

— А кто такие болотные разбойники? — спросила миссис Флоуз.

— Их уже больше нет, мадам, — ответил старик, — но прежде они существовали. Это грабители, конокрады и угонщики скота из Ридесдейла и Северного Тайндейла. Королевские законы стали соблюдаться в этих краях только где-то с XVII века, а кое-кто утверждает, что и того позже. До 1700 года от королевского офицера, который рискнул бы наводить тут порядок, потребовалось бы немало мужества.

— Но почему болотные разбойники? — Миссис Флоуз пыталась перенести внимание с гранитного дома, к которому они приближались, на что-то иное.

— Потому что они маскировались, обвешиваясь болотным мхом. Они строили свои укрепленные лагеря в глубине болот, из толстенных дубовых бревен, и покрывали их мхом не только для маскировки, но и чтобы их невозможно было сжечь. Их, наверное, было очень трудно обнаружить в здешних топях и трясинах. И драться с ними могли только мужественные люди, не ведающие страха смерти.

— Мне кажется, любой, кто селился в этих краях, просто-таки жаждал смерти, — сказала миссис Флоуз.

Но даже упоминание о Великой Определенности не могло сбить старика с воспоминаний о великом прошлом.

— Можно сказать и так, мадам, но мы, Флоузы, живем здесь с Бог знает каких времен, и Флоузы сражались на стороне Перси еще в битве при Оттенберне, о которой поется в песнях.

Как бы в подтверждение его слов со стороны полигона снова донесся звук разрыва, а когда его перекаты стихли, послышалось нечто еще более зловещее: где-то выли собаки.

— О Боже, а это что такое? — спросила миссис Флоуз, теперь уже встревоженная не на шутку. Старик сиял.

— Это псарня Флоузов, мадам, — сказал он и постучал по переднему окошку экипажа палкой с серебряной рукояткой. Сидевший на козлах Додд наклонился вперед и вниз, так что голова оказалась у него между колен, и снизу заглянул в окошко. Миссис Флоуз впервые обратила внимание, что глаза у него слегка косят. В таком ракурсе выражение его лица казалось каким-то особенно хитрым, злобным и жутким.

— Додд, мы заглянем на задний двор. Миссис Флоуз хочет посмотреть на собак.

Усмешку Додда, обращенную к ним вверх тормашками, выдержать было невозможно. Столь же невозможными оказались и псы, когда Додд слез с козел и открыл тяжелые деревянные ворота под аркой. Оттуда к ним хлынула кипящая и бурлящая масса, мгновенно окружившая брогэм. Миссис Флоуз с ужасом смотрела на них.

— Что это за порода? — спросила она к явному удовольствию старика. — Вроде и похожи на гончих, и не похожи…

— Это Флоузовы гончие, — ответил он. Одно из этих чудовищ подпрыгнуло и огромным языком обслюнявило все окно кареты.

— Я их сам вывел. Отбирал только самых лучших. Гончие весны по пятам преследуют зиму, как говорил великий Свайнберн. Уверяю вас, он не нашел бы ни одной гончей, способной идти по следу так, как идут эти. На две трети они — от горной пиренейской собаки, от нее они унаследовали размеры и свирепость. На одну треть в них кровь Лабрадора, от которого они взяли чутье, умение плавать и приносить подбитую дичь. И наконец, на треть они — борзые, от которых взяли скорость. Как вам это нравится, мадам?

— Четыре трети, полная чепуха, — ответила миссис Флоуз. — Нельзя взять четыре трети от чего угодно.

— Нельзя? — сказал Флоуз, и блеск в его глазах сменился раздражением оттого, что его труды оценены столь низко. — Тогда посмотрите на них поближе.

Он открыл дверцу, и одно из чудес селекции вспрыгнуло в экипаж и обслюнявило ему все лицо, а потом перенесло свое внимание на новую хозяйку.

— Уберите эту гадость! Пошла прочь, дрянь! — закричала миссис Флоуз. — Прекрати немедленно! О Господи…

Флоуз, довольный тем, что ему удалось доказать желаемое, выгнал собаку, захлопнул дверцу и повернулся к жене.

— Полагаю, дорогая, теперь вы согласитесь, что в нем больше трех третей самой свирепой гончей, — сказал он сурово. — Или хотите посмотреть еще одну?

Миссис Флоуз очень выразительно поглядела на него самого и отказалась от дальнейшего осмотра.

— Так что не спорьте со мной по вопросам евгеники, мадам, — заявил Флоуз и приказал Додду ехать дальше. — Я изучал этот предмет, и нечего мне говорить, будто я неправ.