Флоузы - Страница 14

— С полутора тысяч ярдов? — переспросил Мэннет, в голосе которого зазвучали интонации детского врача. — Вы попадали в овцу с полутора тысяч ярдов? Но ведь это так трудно!

— Нужно целиться немного выше и перед овцой, но на таком расстоянии у них есть шанс убежать.

— Да, наверное, — сказал врач, пожалевший, что сам убежать не может.

— А когда вы попадали в овцу, у вас не случалось при этом эмиссии?

Локхарт изучающе смотрел на доктора, и в его взгляде читалось одновременно и беспокойство, и отвращение.

— Не понимаю, черт возьми, о чем вы говорите. Вначале вы заигрываете с моей женой, потом вызываете меня, теперь затеваете разговор об этих овцах…

Доктор Мэннет ухватился за последнее выражение, увидев в нем признак предрасположенности к связям с животными:

— Ага, значит, подстрелив овцу, вы ее потом трахали?

— Что я делал? — переспросил Локхарт, много раз слышавший это слово от Трейера, который часто употреблял его в разговорах с Локхартом и о нем, но обычно как прилагательное и в сочетании со словом «идиот».

— Ну, вы знаете что, — сказал Мэннет.

— Может быть, и делал, — сказал Локхарт, на самом деле не вытворявший ничего подобного. — А потом мы их ели.

Доктора Мэннета передернуло. Еще немного таких откровений, и ему самому потребуется врач.

— Мистер Флоуз, — спросил он, намереваясь сменить тему разговора, — сейчас уже неважно, что вы делали или не делали с овцами. Ваша жена обратилась ко мне за консультацией, потому что вас обеспокоили ее менструальные выделения…

— Меня взволновало, что у нее идет кровь, — сказал Локхарт.

— Совершенно верно, ее месячные. Это называется менструацией.

— По-моему, это просто ужасно, — сказал Локхарт. — И меня это беспокоит.

Мэннета тоже многое беспокоило, но он старался не показать этого.

— Так вот, дело в том, что у каждой женщины…

— Леди, — раздраженно произнес Локхарт.

— Что леди?

— Не называйте мою жену женщиной. Она леди, прекрасная, ангелоподобная, ослепительная…

Доктор Мэннет забылся, и хуже того, он забыл о склонности Локхарта к насилию.

— Это неважно, — возразил он. — Любая женщина, способная заставить себя жить с мужиком, открыто признающим, что он предпочитает трахать овец, должна быть ангелом, и неважно, прекрасна и ослепительна она при этом или…

— Для меня важно, — сказал Локхарт.

Доктор Мэннет мгновенно опомнился и остановился:

— Хорошо. Учитывая, что миссис Флоуз леди, она, как всякая леди, раз в месяц в силу своей природы выделяет яйцеклетку, и эта яйцеклетка спускается по ее фаллопиевым трубам и, если она не оплодотворяется, то выделяется в форме…

Он снова остановился, ибо лицо Локхарта опять обрело выражение ацтекского бога.

— Что вы имеете в виду под «оплодотворяется»? — рявкнул Локхарт.

Мэннет попробовал объяснить процесс оплодотворения яйцеклетки так, чтобы не вызывать при этом дополнительных вспышек ярости.

— Вы поступаете следующим образом, — сказал он неестественно спокойно. — Вы вставляете свой пе… о Господи, …вага член в ее влагалище и… О Боже! — Он в отчаянии остановился и встал с кресла.

Локхарт тоже встал.

— Опять вы за свое? — завопил он. — Вначале рассуждаете о том, как замарать мою жену, а теперь о том, что я должен совать свой член…

— Замарать? — воскликнул доктор, пятясь в угол. — Кто говорит о том, чтобы замарать?!

— А кто говорит об оплодотворении? Мы в огороде повышаем плодородие удобрением, навозом. Если вы думаете, что…

Но доктор Мэннет уже ничего не думал. Единственное, чего он хотел, это подчиниться своим инстинктам и удрать из кабинета прежде, чем этот маньяк-овцеэротоман снова в него вцепится.

— Сестра, сестра! — взывал он, видя, что Локхарт направляется к нему.

— Бога ради!!! — Но гнев Локхарта внезапно прошел.

— И еще называет себя врачом, — бросил Локхарт и вышел. Доктор Мэннет обессиленно опустился в кресло. Приняв огромную дозу успокоительного, которое он запил хорошим глотком водки, Мэннет снова обрел способность связно мыслить и твердо решил раз и навсегда вычеркнуть чету Флоузов из списка своих пациентов.

— На порог их больше не пускайте, — приказал он сестре. — Под страхом смерти.

— Неужели мы ничем не можем помочь бедной миссис Флоуз? — спросила сестра. — Она такая приятная женщина.

— Я бы посоветовал ей как можно быстрее развестись, — зло ответил доктор Мэннет. — Если не это, то остается только стерилизация. Страшно подумать, что может родиться от этого типа…

Очутившись на улице, Локхарт постепенно успокаивался. Встреча с врачом происходила уже в конце дня, проведенного в одиночном заключении в пустом кабинете, где было совершенно нечего делать, и потому полученные от него советы стали последней каплей, переполнившей чашу. Локхарт шел и проклинал Лондон, Трейера, Мэннета, Ист-Пэрсли и весь этот безумный и прогнивший мир, в который он угодил в результате своего брака. Абсолютно все в этом мире вступало в противоречие с тем, во что его приучили верить. Вместо бережливости здесь были обеды за счет фирмы и откровенно грабительские антиинфляционные поправки к учетным ставкам. Мужчины отличались не мужеством и красотой, но лишь отъявленной трусостью — вопли врача, призывавшего на помощь, вызывали такое презрение к этому человеку, что его даже противно было бы ударить. Облик каждого здания был безобразен и свидетельствовал о жалкой погоне за утилитарностью. И как бы венцом всего была непреходящая, всеобщая, не оставляющая ни на минуту озабоченность чем-то, что называлось сексом, и чем грязные мелкие трусы вроде доктора Мэннета хотели бы подменить настоящую любовь. Локхарт шел по улице, раздумывая о своей любви к Джессике. Это было чистое, святое, прекрасное чувство. Он видел себя в роли ее защитника, и ему была глубоко отвратительна сама мысль о том, что ради утверждения себя в каких-то супружеских обязанностях он должен причинить ей боль. Он прошел мимо газетного киоска, на полках которого были разложены журналы с голыми или прикрытыми только короткими и прозрачными накидками девицами. От одной мысли, что они кому-то могут казаться привлекательными, его мощная плоть восстала с возмущением. Этот мир был явно гнилым и продажным. Локхарт мечтал о том, чтобы снова оказаться во Флоуз-Холле, с ружьем в руках, на охоте, а Джессика могла бы сидеть на выложенной камнем кухне, возле черной чугунной печи, ожидая, когда он вернется с добычей к ужину. И чем больше он думал об этом, тем сильнее нарастала в нем решимость сделать все, чтобы его мечты сбылись.